Структурные последствия на рынке высшего образования

Единый экзамен только усилил воздействие тех факторов, которые и без этого существовали в нашем образовании.

Первый — демографический спад, идущий с 2006 г., нижняя точка которого придется на 2012-2015 гг., когда число окончивших школу сократится с 1 млн до 600 000.

Второй — рост компетентности клиентов высшего образования, а это семьи абитуриентов и работодатели. Они начинают различать то, что в других странах давно является основным мерилом качества высшего образования, а именно: насколько обучение в том или ином вузе увеличивает человеческий капитал студента. Средняя надбавка к зарплате за высшее образование в странах ОЭСР колеблется от 60% до 80%. Понятно, что в слаборазвитых странах она может составлять сотни процентов и даже тысячи, но Россия не относится к слаборазвитым странам. В России «премия за высшее образование» ниже — 48%, и частично это отражает специфическую роль высшего образования в нашей стране. Высшее образование (по крайней мере, в городах) является социальным императивом, минимальной гарантией не только «чистой» работы и какой-либо карьеры, но и сохранения в круге «культурных людей», ключевым опознавательным знаком наличия социального капитала. Зато оно может быть любого качества, и его носитель вовсе не всегда обладает соответствующими профессиональными знаниями. Например, человек с дипломом юриста совершенно не обязательно знает Гражданский кодекс, не говоря уже о способности выбрать оптимальную форму контракта.

Если в 90-е гг. многие родители и многие работодатели плохо разбирались в качестве образования, а разные результаты образования в разных вузах еще не были явными, то сегодня ситуация изменилась. Спрос на образование и на выпускников сместился в сторону группы вузов, выпускники которых демонстрируют способность получить хорошую работу, делать карьеру и зарабатывать больше других. Можно выделить две группы таких вузов: общероссийскую и региональную. К общероссийским ведущим вузам можно отнести МГУ, СПбГУ, социально-экономические вузы Москвы и несколько элитных технических университетов. К региональной группе относятся, как правило, классические и технические университеты региональных центров, иногда местные медицинские и экономические вузы. В целом в общероссийскую группу можно отнести от 10 до 15 вузов, в региональную — от 70 до 100 вузов.

В этих университетах все больше концентрируется как платежеспособный спрос (прием на платные места в 2009 г. в этой группе вузов, несмотря на кризис и доступность бюджетных мест в других вузах, не только не сократился, но в ряде случаев вырос), так и спрос со стороны тех абитуриентов, кто может доказать наличие более высоких способностей (победители олимпиад, обладатели среднего балла ЕГЭ выше 80 из 100). Характерной для 2009 г. была замкнутость групп абитуриентов, которые подавали документы исключительно в вузы из первой или второй группы. Например, состав абитуриентов ГУ-ВШЭ, ФА, МГУ, РГГУ и МГИМО коррелировал на 75-80%. При этом меньше трети абитуриентов этих вузов подавали для страховки документы куда-либо еще, а большинство были согласны, если не пройдут по конкурсу на бюджетные места, обучаться на платном отделении в одном из этих университетов. Это свидетельствует о начале складывания единого российского рынка высшего образования в наиболее престижном его сегменте.

Наряду с победителями можно выделить две категории проигравших. Это негосударственные вузы и филиалы, ориентированные на продажу «легкого высшего образования». В Москве и Питере рухнуло около половины всех негосударственных вузов: вместо потоков в 300-400 человек они с трудом набрали по 40-70. Даже лидеры отрасли — лучшие негосударственные вузы, дающие образование не хуже, чем нормальные государственные, — понесли потери от 25% до 40% контингента.

Если большинство «рыночных новообразований» на теле российской высшей школы умрет естественным путем, то страна не понесет ущерба. А вот если сильно пострадают лучшие негосударственные вузы — их по стране всего десяток — пожалеем. Помочь ситуации просто: надо распространить на них возможность участия в реализации госзаказа (т. е. в подготовке студентов-бюджетников). Уверен, 5-7 лучших российских негосударственных вузов обеспечат подготовку бюджетников не хуже, а лучше многих госвузов.

Более неоднозначная ситуация складывается со «вторым пострадавшим» — это технические и технологические специальности, педагогические и аграрные вузы. Разговоры о том, что они вынуждены набирать, мягко говоря, не самый сильный состав студентов, шли уже давно. Но «год ЕГЭ» обнажил реальное положение дел с беспристрастной беспощадностью. Недобор на технологические специальности; средний балл ЕГЭ в лучшем случае 50-60; зачисление на бюджет абитуриентов с глубокой школьной тройкой по математике и физике. Недоверие к перспективе получить подготовку технолога, агронома, педагога до такой степени, что эти же вузы собирают более сильных абитуриентов на своих (заведомо слабых) экономических и управленческих факультетах.

Странно думать, что нашей стране не нужны специалисты-технологи, не нужны агрономы и учителя. По всей видимости, надо искать другие решения в их подготовке. Агитацией и пропагандой здесь явно не обойтись.

Обе эти тенденции приведут уже через год-два к новой ситуации в российском высшем образовании: значительная часть технологических, педагогических, аграрных вузов останется без студентов, даже бюджетных. Резко сократится численность платных студентов. Большая доля государственных вузов — около 50% — потеряет основную часть внебюджетных доходов и будет не в состоянии не только развиваться, но и обеспечивать нормальный образовательный процесс. 80% негосударственных вузов и филиалов прекратят существование.

Программа действий очевидна: государство, как хозяин вузов, должно предпринять меры как административные (перевод в автономные учреждения, присоединение слабых вузов к сильным, замена менеджмента, изменение стандартов высшего образования), так и экономические (отказ от сметного финансирования, переход на нормативно-подушевое финансирование программ бакалавриата и специалистов, когда «деньги идут за выбором способного студента», программы развития вузов). Все эти меры предлагались еще в начале 2000-х гг.; большая часть затем была отложена в долгий ящик в атмосфере «роста без институтов» 2000-2008 гг.

Мертвые души, или Голь на выдумку хитра

У меня лично вызывает сомнение недавно озвученная цифра: по отчетам вузов, якобы только 3000 бюджетных мест (из полумиллиона) оказались не заполнены. Похоже, мы имеем дело с фиктивным заполнением мест, и таких мест может быть до 10%. Столкнувшись с ситуацией, когда абитуриент на их бюджетные места так и не пришел, ряд руководителей государственных вузов пошли на прямые подлоги.

Механика проста: в приказ о зачислении включаются не только те, кто принес оригиналы документов, но и те, кто не принес, а также те, кто приносить и не собирался, ибо в этот вуз не поступал. Руководители некоторых негосударственных институтов прямо говорят, что «ловили за руку» людей из госвузов, добывавших в приемных комиссиях ксерокопии документов их абитуриентов. Современные Чичиковы собираются, отчитавшись о приеме, затем отчислить «мертвые души» в течение первого семестра как не приступивших к занятиям. Главное сделано: государственное задание выполнено, бюджетное финансирование вуза оправдано.

Похоже, Министерству образования придется провести в сентябре-октябре проверку наличия первого курса государственных вузов. Но такая унизительная процедура (на линейку, что ли, студентов выстраивать?) лишний раз доказывает, что институт контрольных цифр мертв.

Лучше меньше, да лучше

Введение ЕГЭ делает бессмысленным и нерациональным сохранение контрольных цифр приема и сметного финансирования вузов. Эти рудименты советского образовательного планирования должны уступить место более гибким, нацеленным на эффективность инструментам.

Государственное финансирование высшего образования должно иметь гарантию эффективности, гарантию того, что выпускник способен стать хорошим профессионалом. ЕГЭ дает достаточно объективный критерий этого. Например, 55 баллов по ЕГЭ — это устойчивая четверка. Если судить по итогам ЕГЭ прошлого года (данные 2009 г. еще не обнародованы), то на 55 баллов и выше русский сдали 53% выпускников школ, математику — только 19%. 65 баллов и выше получили соответственно 25% и 7%; 75 баллов и выше — 5% и 2%.

Если соотносить результаты ЕГЭ с числом бюджетников, то хорошистов будет 340 000, а бюджетников-очников — около 400 000 в год. Сюда нужно добавить бюджетников-заочников — таких в прошлом году поступило еще 137 000. Таким образом, 30% студентов-бюджетников — это троечники. На самом деле их еще больше — ведь многие сильные выпускники школ сознательно идут на платное обучение в хороших вузах, если не попадают туда на бюджет.

Необходимо вводить нормативно-подушевое финансирование текущих расходов вуза в зависимости от среднего балла ЕГЭ: от 55 до 70 — 100 000 руб. в год на студента, 70 и выше (плюс победители и призеры олимпиад) — 200 000 руб. в год. Это соответствует уровню финансирования средних и ведущих вузов России.

Абитуриенты со средним баллом от 40 до 55 могут учиться на очном отделении только за собственные деньги (или брать образовательный кредит). Имеющие балл ниже 40 не должны иметь права поступать в вузы вообще. (Несколько лет назад с похожей идеей выступал и министр образования и науки Андрей Фурсенко.) Экономия бюджетных расходов в результате составит не меньше 70 млрд руб. в год: если не изымать их из отрасли, этого хватит и на поддержку 20-25 национальных исследовательских университетов, и на длинные гранты, обеспечивающие сохранение и развитие 5000 научных школ в вузах, которые потеряют часть студентов. Это обеспечит сохранение и воспроизводство научных школ там, где они остались, нормальную оплату профессоров и преподавателей, приобретение нового оборудования.

Понятно, что есть «тяжелые» специальности: технические, медицинские, естественно-научные. Они требуют дополнительных затрат на оборудование и его эксплуатацию. Такие затраты могут быть профинансированы двумя путями: через программы развития, предусмотренные для автономных учреждений, или же через специальные доплаты в размере 25 000-50 000 руб. в год на каждого студента, выбравшего соответствующую специальность.

Перечисленные меры приведут только к 10-15%-ному сокращению бюджетных мест в расчете на одного выпускника, но при этом к сокращению в 2-3 раза числа бюджетных студентов по нынешним непрестижным специальностям. Но плохо ли это? Профессиональный рынок труда способен переварить как раз 25-30% от сегодняшнего выпуска инженеров и педагогов. Остальные идут секретаршами и менеджерами торгового зала.

Я не думаю, что имеет смысл как-то заманивать студентов на инженерные и педагогические факультеты. Надо делать привлекательной работу инженера и педагога. Собственно, во второй половине десятилетия это уже начало происходить — просто помешал кризис. А вот дать почувствовать себя дефицитной фигурой на рынке, носителем редких профессиональных компетенций — это в России всегда помогало профессиональному статусу.