Вашу руку, учитель!

Вашу руку, учитель!

В стране и миреВ мире
5 октября у полутора миллионов педагогов России профессиональный праздник.

Что больше всего вспоминается накануне Дня учителя? Конечно же, школа, в которой учился, и ее учителя. Школа наша пахла карболкой и чернилами, точно так же, как и тысячи других, ей подобных. Все было в них одинаково – кабинеты директоров, пионерские комнаты, наглядная агитация, портреты Павлика Морозова перед входной дверью.

Кто нас учил? Замордованные, усталые, запуганные, затюканные бытом женщины с авоськами. Я не в обиде на них за их исступленный крик и нелюбовь к своему предмету. Кричали они от бессилия. Не любили, потому что насильно мил не будешь.

Учительство было задавлено бытом, страхом перед начальством. Много лет прошло, но до сих пор помню ужас на лице старой учительницы Анны Акимовны. Бледная, как мел, она объясняла нам, четвероклассникам, простейший опыт из учебника природоведения – и казалось, от испуга вот-вот грохнется в обморок. Мы понимали, в чем тут дело: в последнем ряду сидела комиссия гороно. Трепет наших учителей перед предстоящей городской контрольной, который они всеми силами старались передать ученикам, – этот почти животный страх не могу забыть до сих пор. Впрочем, бесстрашные и талантливые педагоги с Божьей искрой в России все-таки всегда были. Встречи с такими людьми глубоко запали мне в душу. Уже одно только присутствие педагогов-подвижников нейтрализовало дурную казенщину нашей школы. И, полагаю, если бы их было хоть немного больше, мир изменился бы в лучшую сторону.

К счастью, земля наша не оскудела яркими учителями, которые воспринимают свою работу как миссию и воспитывают людей духовных и мыслящих. И возможностей у них теперь куда больше, чем раньше, поскольку российская школа – это совершенно очевидно – выходит из состояния дурного авторитаризма и лжи, пытается ответить на вызовы нового века. Один из подвижников, знаменитый директор столичного Центра образования №109, доктор педагогических наук, заслуженный учитель РФ Евгений ЯМБУРГ размышляет в беседе с корреспондентом «Трибуны» о том, как развиваться профессии педагога и российской школе.

– Евгений Александрович, за воротами вашей школы начинается лес, рядом граница Москвы. Но школьный двор выложен гладкой плиткой, которую не увидишь на московских окраинах. И памятник Булату Окуджаве, и лучшие его стихи с иллюстрациями к ним, которые видишь во дворе и на подходе к школе, создают ощущение оазиса культуры. Вы таким образом пытаетесь возвратить школьников с окраины в московскую среду?

– Это абсолютно сознательная линия. Но дело не столько в воссоздании арбатской среды на нашем Юго-Западе, сколько в приобщении к ценностям нравственного порядка. Простые, казалось бы, тексты Булата Шалвовича имеют серьезную глубину. В этом смысле Окуджава и юность – очень точное попадание. Памятник ему работы Георгия Франгуляна перед школой – своего рода камертон. Он настраивает на то, чего не хватает сегодня. Говоря словами Булата, «Совесть, благородство и достоинство – вот оно, святое наше воинство…»

За годы советской и постсоветской власти разрушилась ценностная вертикаль. Без ее восстановления ничего не пойдет – ни экономика, ни гражданское общество. И потому я считаю, что педагогика сегодня важнее экономики. Если даже такой прагматик, как Егор Гайдар, написал, что не бывает нормального рынка при ворующих милиционерах и налоговых инспекторах, – это признание того, что не бытие определяет сознание, а сознание определяет бытие. И культура, и педагогика первичны.

Мы должны стремиться, чтобы растущий человек не оказался «социальным инвалидом», чтобы он водил машину, знал хотя бы один иностранный язык, владел современными технологиями, был умелым и мобильным. Но есть и вторая часть задачи. Воспитание личности духовной. Потому что умелая и мобильная сволочь опаснее, чем просто необразованный человек. Нужно культивировать духовное начало, воспитывать ответственную и внутренне свободную личность.

– Евгений Александрович, с чего началась у вас «культивация» духовности?

– В этой школе я уже 34-й год, и с самого начала делал с детьми литературные спектакли. Например, когда умер Владимир Высоцкий, мы поставили спектакль о нем, на который приехали люди со всей Москвы. Потом я сказал ребятам: что за грустная у нас традиция – «Они любить умеют только мертвых»? Давайте сделаем спектакль о живом! И мы стали готовить спектакль о жизни и творчестве Булата Шалвовича Окуджавы. Встретились со множеством его друзей, записывали их рассказы. Потом из этого делали тексты. Автобиографическую прозу и стихи его использовали тоже. Родился красивый спектакль. На премьеру мы пригласили Булата Шалвовича, он сидел в зале... И получилось, что он пришел сюда живым, а вернулся памятником. Мы не навязываем Окуджаву, как картошку при Екатерине. Но идут спектакли, включающие его тексты, дети рисуют иллюстрации к его стихам. Это происходит органично и естественно. Памятник – продолжение того места в школе, которое называется «Арбат на Юго-Западе». Арбат как символ духовности, несуетности и благородства интеллигенции.

При любой государственной учебной программе это мы, взрослые, решаем, что закладывается в детях в начальной школе. Если сегодня они поют: «Уси-пуси, миленький мой, я горю, я вся во вкусе рядом с тобой!», или «Я беременна, это временно», или когда 12-летние девочки распевают «Все мы, бабы, стервы», ментальность закладывается страшная. И школа тут очень много может сделать позитивного, изменить сознание в лучшую сторону.

В нашей школе своя театральная студия, мы устраиваем великолепные выпускные вечера. Балы, где дети идут в полонезе с учителями… Каждый очередной выпуск я увожу в ресторан. На площади остаются бывшие выпускники. Много лет подряд, возвращаясь обратно, я заставал брошенные банки, склянки, бутылки. 33 года прошло. И вот в последний выпускной я в 6 часов вернулся, и душа моя возликовала – абсолютно чистая площадь! Культура не беспомощна. Только не надо впадать в отчаяние и опускать руки. Нужны усилия. Это, пожалуй, главная миссия школы.

– Вы по образованию историк. Как складываются у ваших учеников отношения с прошлым?

– Отношения с прошлым и с литературой, конечно же, вовсе не вопрос абстрактного преподавания. Мне на память приходят стихи славянофила Хомякова, болевшего за родину. Когда молодые люди ему говорили: «Какое мы имеем отношение к прошлому, к тому, что наворотили до нас, это не наши грехи!», он в ответ написал: «Не говорите: «То былое, то старина, то грех отцов, а наше племя молодое не знает старых тех грехов». Нет! Этот грех – он вечно с вами, он в вас, он в жилах и крови, он сросся с вашими сердцами – сердцами, мертвыми к любви. За все, за всякие страданья, за всякий попранный закон, за темные отцов деянья, за темный грех своих времен, за все беды родного края, – пред Богом благости и сил молитесь, плача и рыдая, чтоб Он простил, чтоб Он простил!». Вот это мощнейшая историко-культурная гражданская позиция. А «Живи на яркой стороне! Зачем ворошить прошлое! Все перед всеми виноваты!» – позиция, которая рождает уродов – нравственных, интеллектуальных и т.д. Поэтому первая задача – не бояться правды. В этом смысле фигура Булата безупречна, и не его одного. Возьмите пронзительные письма Астафьева или прозу Шукшина.

ХХI век будет еще более тяжелым, чем век ХХ. Тут огромное количество угроз и вызовов. Решать эти задачи сможет только человек внутренне свободный. И расширение пространства внутренней свободы – не снобистско-интеллигентская задача. Под дулом автомата можно затевать великие стройки. Но эти сооружения потом рушатся. Отвечать на сложные вопросы может только внутренне свободный человек. Человек ответственный, способный к аскезе, к самоограничению. Все прочие вещи, связанные с компетенциями, умениями – прикладные.

– Что такое, на ваш взгляд, хорошая школа?

– Это то, что сейчас трудно сделать, – школа, имеющая право на вариативное образование. Есть разные дети. Один рождается с карими глазами, другой с голубыми. У одного умная голова, у другого умные руки. И те и другие имеют право на жизнь и на счастье. Попытка всех построить в колонну и повести к одним и тем же результатам – вещь обреченная. У нас есть классы физико-математические, медицинские, есть юридические, есть классы художественных ремесел. Есть кузница, гончарка, ювелирная мастерская, парикмахерская, стеклодувное производство. Есть у нас лошади, есть шлюпки. Каждый должен в чем-то чувствовать себя королем, найти свою нишу. В таком случае сужается поле зависти, ненависти, агрессии. И еще. Нельзя оценивать школу по числу докторов наук или поступивших в вузы. Ведь качество жизни зависит еще и от умной души.

– Вам принадлежит фраза «без стресса нет прогресса». Как же ребенок адаптируется в школе, если он в стрессе?

– Адаптивность не отрицает, а предполагает стресс. Как и социализацию, умение преодолеть трудности. Я против того, чтобы заласкивать ребенка. Адаптация предполагает также и закалку. Учеба не может быть только интересной. Есть вещи абсолютно неинтересные. Таблица умножения, например, требует ее выучить. А фразу «без стресса нет прогресса» не я придумал. Такой лозунг висел у нас над прорубью, когда я моржевал. Есть конструктивные стрессы, а есть деструктивные. Есть разрушающие, а есть созидающие, выковывающие личность. Если легко все дается – неинтересно. Нужно напряжение. Но переборщишь – сломаешь личность. Тут уже начинается искусство.

– Итак, принуждение – один из ваших воспитательных постулатов… Где же, по-вашему, границы детской свободы?

– Свобода и ответственность – два плеча одного коромысла. У нас, в России, маятник в понимании школьной свободы качается то туда, то сюда. От клетки, которой в основном была школа при советской власти, бросаемся в безбрежную свободу, как это было в 80-е годы, когда дети сами решали, идти на урок или не идти. Помню, в одном детском саду дети выбирали себе воспитательницу. Это абсурд! На мой взгляд, безбрежная свобода в школе неуместна. Необходим координированный рост свободы и ответственности личности.

– Вы как-то сказали, что школа – это явление еще и атмосферное. При каких обстоятельствах атмосфера благоприятна для ее обитателей? И как вы ее создаете?

– Одно из грубых материальных проявлений идеальной субстанции, которая называется уклад жизни школы, ее атмосфера, – туалеты. Я, например, основоположник туалетного движения в школах России. Странно говорить с учениками о высоком, когда в школе, извините, пахнет мочой. Если театр начинается с вешалки, то школа – с туалета. Не может быть духовной культуры без бытовой. Это альфа и омега школы. И потому у нас туалеты вполне европейского уровня.

Как вы заметили, у нас не вонючая столовая, а кафе. Бар с приятным боковым освещением. Столы накрыты скатертями, а на стенах картины наших детей. Здесь никто не орет – разговаривают вполголоса. Наследие советской архитектуры, унылые трубы в столовой мы покрасили – получился хай-тек. Цвет стен, интерьер, освещение – все это тоже педагогика. Помню, директора школ из глубинки, приехав сюда, стали удивляться, как это у нас школьники супом не обливаются и суп на пол не проливают. Я им говорю: «А вы не пробовали на столы супницы поставить?»

Можно на детей бесконечно орать: не садитесь на подоконник! А можно поставить у стен скамейки, как у нас, и больше не будет повода для нотаций. Можно кричать: не прислоняйтесь к стенам, вы их пачкаете! А можно сделать стенные панели и будет чисто. В нашей школе нет коридоров. Все, что под крышей – воспитательное пространство. В парикмахерской не только учат стричь – школьники бесплатно стригут ветеранов войны и труда. В этом больше уважения, чем в чествовании ветеранов раз в году 9 Мая.

– Какой бы ни была среда, важно кто и как преподает и воспитывает. Когда-то гремели имена педагогов-новаторов – Сухомлинский, Шаталов, Щетинин… Сейчас говорят в основном о педагогических технологиях. Прежде рассуждали о высокой миссии педагога. Сейчас чаще услышишь об образовательных услугах. Что с нами происходит? Какой учитель, на ваш взгляд, сейчас востребован и какой необходим?

– Что касается общественного сознания, то оно за минувшие десятилетия, увы, опустилось, опошлилось, обыдлилось. Это коснулось и педагогики. Уходит аристократизм – чувство дистанции, ощущение миссии. Хотя это не исчезло целиком. Мне приходится много ездить по России, и я по-прежнему встречаю педагогов, которые понимают свою миссию, которые работают не «благодаря», а «вопреки». Понятно, что педагогическими технологиями нужно владеть. Но когда они становятся фетишем, это смешно. Мне это напоминает, прошу прощения, пособие по сексологии – сначала сделайте это, потом то. А любовь не возникает… Когда школу превращают в сферу услуг, а происходящее в ней сводят к технологиям, успех вряд ли возможен. Педагогу не так уж сложно научиться, например, работать с компьютером. Вопрос в другом – чтобы любая информационная технология шла вслед за педагогическим пониманием сути, за ценностями и смыслами, а не наоборот. Однажды я видел урок 25-летнего учителя начальной школы, посвященный хрестоматийному рассказу Льва Толстого «Косточка». В семье намеревались после обеда есть сливы. Мальчик не утерпел, съел одну из них тайно, в одиночку. Его разоблачили. Такова фабула. Что делал учитель? Он показал на экране, на интерактивной доске, текст Толстого и спросил: «О чем рассказ?» Второклассники сказали: «О том, что все тайное становится явным». Тогда учитель убрал из текста начало, и в рассказе осталось всего четыре финальных предложения. Зачем же Толстому потребовалось писать столько всего, если суть – в четырех фразах? Он постепенно, фразу за фразой, стал возвращать на экран текст. И выяснилось, что взрослые в этой семье – сильные, добрые, великодушные и что отнеслись они к поступку мальчика достойно. Вероятно, Толстому хотелось, чтобы в голове читателя возникла мысль: какое счастье, когда между взрослыми и детьми устанавливаются отношения любви, уважения, доверия. Если говорить научным языком, на моих глазах развертывался замечательный текстологический анализ рассказа Толстого в зоне ближайшего развития второго класса с применением информационных технологий. Что ж, это я приемлю. А если владение технологиями означает лишь составленный с помощью компьютера доклад, механически соединивший тексты из Интернета, – это для меня полная чушь…

Или другой пример: на уроках истории затрагиваются острые вопросы российско-польских отношений. Существуют разные позиции, нужно учить школьников их сравнивать. И вот у нас в школе в режиме реального времени, с помощью Интернета старшеклассники обсуждают с польскими профессорами эти вопросы. В данном случае мне понятно, зачем нужны технологии. Но как бы то ни было, фетишизация технологий – это уход от коренных проблем педагогики. Ценности и смыслы важнее.

– Что должен уметь педагог? Надо ли его учить иначе, чем сегодня?

– Конечно, надо учить иначе! Любая нормальная реформа школы должна начинаться с реформы педагогического образования. А по-скольку педвузы в нищенском положении и учат неважно, возникает вопрос: зачем они нужны? Предлагают даже обучить специалистов из разных сфер на преподавателей. Но вся штука в том, что блестящий химик не обязательно станет хорошим педагогом. Педагог – прежде всего специалист по детям!

Убогий учитель это, конечно, трагедия. И реформа педагогического образования давно назрела. Тут есть очевидный соблазн слепо скопировать форму по западному образцу. Но нельзя надевать европейский смокинг на немытую шею. Сначала надо все-таки шею помыть!

Существует множество важнейших проблем российского образования, которыми надо незамедлительно заниматься. Со здоровьем детей все хуже. В школу поступает огромное количество детей с дефицитом внимания и всевозможными отклонениями развития. Понятно, что провоцируют это и плохая экология, и экономические условия, и пьянство родителей. И чем раньше мы поймем, каковы отклонения, и подберем методику работы, тем больше шансов привести их к нормальному состоянию. Поэтому нужен дефектологический всеобуч на всех педагогических факультетах. Учитель должен понимать: перед ним интеллектуально сохранный ребенок, но он с особенностями. У нас единицы вузов имеют дефектологические факультеты. Однако я говорю не о подготовке дефектологов, а об общем медико-психологическом развитии всех педагогов, чего сейчас нет в принципе.

Вторая линия. Если мы хотим нравственно сохранить страну, речь должна идти о глубоком гуманитарном образовании. Но что сейчас происходит? Человек, преподававший политэкономию социализма, теперь преподает маркетинг и бизнес. Преподаватель атеизма учит истории религии и основам православной культуры. Нужно готовить новое поколение учителей. Но к этому, увы, нет достойного внимания в стране.

– В чем самая большая опасность для школы?

– Думаю, она связана с тем, что раб-учитель не может воспитать свободного человека. Как решить задачу расширения пространства внутренней свободы в детях, если сам учитель – несвободен? Скажем, многие не согласны с единым государственным экзаменом. Почему же молчат? В новом трудовом законодательстве есть 258-я статья, п. 2, позволяющая уволить любого директора без объяснения причин. Знаю директоров, которые уволены, например, за то, что не обеспечили явку избирателей на выборы или проголосовали не за ту партию. И каким образом такой человек сможет воспитывать свободного человека? Да он сам скукожен и унижен. Униженный учитель – раб. А раб может продуцировать только рабов. В Москве, благодаря Лужкову, содержание учителей приличное. Но по стране зарплата учителя 5 тысяч рублей, а директора – 7 тысяч. Учитель, который не может одеться нормально, уважения не вызывает. Он в глазах учеников неудачник. И в этом смысле он изначально в своей стратегии воспитания обречен. Это серьезная социальная проблема. И, наконец, проблема мировоззренческая. Если учителю будут опять навязывать одну-единственную точку зрения, единственный учебник – толку не будет. Кстати, огромная часть учителей этого хочет: «Мы запутались, жизнь чересчур сложна, дайте нам флаг в руки, и мы пойдем вперед!» И тут я вспоминаю фразу из знаменитого сборника «Вехи»: «Обвинять во всех случаях жизни обстоятельства и начальство – есть умственная и нравственная лень, рудимент рабской психологии». Сегодня от учителя опять требуется подвижничество. Люди, которые осознают свою миссию, – подвижники. Они, к счастью, есть. И, как говорили древние, пока живы 36 праведников, мир не рухнет. В это я верю.

Вступайте в нашу группу Новости Кемеровской области в социальной сети Одноклассники, чтобы быть в курсе самых важных новостей.
Илья МЕДОВОЙ
Трибуна

всего: 1418 / сегодня: 1

Комментарии /1

19:0902-10-2009
 
Читатель
"Почему же молчат?" Кто не молчит,тот на службу занятости идет. У нас сейчас для учителя две пугалки придуманы-закрытие школы и сокращение. Гороно на последних рядах уже не сидит. Не царское это дело.

Смайлы

После 22:00 комментарии принимаются только от зарегистрированных пользователей ИРП "Хутор".

Авторизация через Хутор:



В стране и мире