Татьяна и Сергей Никитины: как хорошо мы плохо жили!

В нынешнем году дуэт Никитиных отметил эту дату концертом в Иерусалиме. Когда журналист израильского телевидения спросил, ощущают ли Сергей и Татьяна себя частью шоу-бизнеса, Сергей Яковлевич ответил резко: «Центральное телевидение к нам относится никак. Там все рассчитано на нетребовательного зрителя с образованием шесть-восемь классов».

Сегодня их не зовут на корпоративы, и удел Никитиных — общение с людьми, которые все еще предпочитают поэзию.

«ЧТО НИ ВЕК, ТО ВЕК ЖЕЛЕЗНЫЙ»

«Нас так мало осталось, зачем добивать?». Крик души вырвался из уст известных авторов и исполнителей бардовской песни, когда узнали о возможном закрытии московского бард-клуба «Гнездо глухаря». В начале марта они обратились к российским властям с просьбой не отбирать у бардов и их слушателей единственный приют. Среди подписантов — Александр Городницкий, Юлий Ким, Сергей Никитин.

Их и раньше было немного, а теперь и вовсе осталась горстка. И совершенно не понятно, кто твердой рукой мог бы подхватить знамя уникального направления, родившегося в советское время и, похоже, вместе с ним уходящего.

Не хочется верить, что уходящего навсегда. Потому что, если чего-то жаль из того прошлого, так это бардовскую песню и ее человеческую интонацию.

«Как хорошо мы плохо жили!». Афоризм Петра Фоменко — эпиграф к итоговому жизнеописанию советского интеллигента 60-х -80-х. И не только потому, что, как писала Юнна Мориц и спели Никитины: «Когда мы были молодые и чушь прекрасную несли, фонтаны били голубые и розы красные росли». Советский интеллигент в большинстве своем потомок репрессированных родственников, голодный и кое-как одетый, жил плохо. Но жил хорошо, потому что был обнадежен шелестящим махорочной бумагой самиздатом и магнитофонной бобиной Окуджавы.

Как тихое, из души идущее заклинание, бардовская песня могла и может уберечь. Тогда — от близости к «кормушке», за которую нужно было платить совестью, теперь — от близости к «лохани», за которую порой платят чужими жизнями.

«Что ни век, то век железный», поют Никитины стихи Александра Кушнера, и «Времена не выбирают, в них живут и умирают» — на стихи Давида Самойлова. Их песни о том, что во все времена надо хотя бы попытаться устоять.

«ОН ПРЕЖДЕ ВСЕГО — КОМПОЗИТОР, НО ГЛАВНОЕ — ИНТЕЛЛИГЕНТ»

Дуэту Никитиных не нужны концертные наряды, декорации, световые эффекты. Они им противопоказаны. Стиль и существо бардовской песни — обнажающая душу простота. Очищенная от шелухи, она находит защиту в том, о чем говорят негромкие слова и мелодии этих песен.

Без малого полвека назад, в начале 60-х, Сергей Яковлевич сложил свою первую мелодию. И, наверное, неслучайно на стихи Иосифа Уткина. И сегодня Никитины проникновенно поют прозрачные строчки:

Ночь, и снег,
На снегу покатом
Только тлеет уголек
Одинокой хаты.

Агитатор Маяковский зло запустил в лирика Уткина средневековым словечком «бард». «О, бард, сгитарьте тарарайра нам!». «Расти, Уткин, Гусевым будешь!» — язвил трибун. Но, поначалу комсомольский поэт, Уткин не захотел стать ничем, кроме себя самого: «И быть хотел — простым и настоящим».

И вот все встало на свои места. Маяковского не гитарят, а бардовские песни собирали поколения нехудших людей.

«Чистой лирикой сопротивления» назвала такую поэзию любимая и всегда исполняемая Никитиными Юнна Мориц. «Таким человеком Киеву можно гордиться», — заметила Татьяна Хашимовна о родившейся и учившейся в Киеве Юнне Петровне.

А первый импульс для выбора своей стези дал Сергею Никитину несгибаемый и нежный человек со стальным именем Булат.

«Очень захотелось самому петь Булата Окуджаву», — отвечает Сергей Яковлевич на вопрос: «Как вы стали музыкантом?». 16-летний мальчишка, выучивший три заветных аккорда, и мечтать не мог, что к его 50-летнему юбилею Окуджава напишет:

Как впору ему этот свитер!
Как точен аккомпанемент!
Он прежде всего — композитор,
но главное — интеллигент.

Кто из советских интеллигентов не вешал в «красный угол» фото Хемингуэя, на котором писатель был изображен в грубом свитере простой домашней вязки? Сергей Яковлевич никогда не изменяет любимым со студенческих лет свитерам.

«ПОЭТ — УЖЕ ТРАГЕДИЯ»

Свое киевское выступление Никитины построили как концерт-воспоминание. Прежде всего о тех, кто создавал атмосферу радостного общения и побуждал их к собственному творчеству. «Некоторые из них, неправильно поступив, оставили нас», — уточнила Татьяна Никитина, имея в виду — оставили навеки.

Среди невосполнимых утрат — Виктор Берковский. Инженер-металлург из Запорожья, он был совсем не похож на человека сцены.

«Когда мы познакомились с Берковским, — вспомнила Татьяна Хашимовна, — у него только-только намечалось пузико, он пел «Гренаду», и какая-то пара танцевала под нее». Татьяна и Сергей оценили силу дарования запорожского самородка, запели его песни, а потом, что называется, вытащили на публику и самого Виктора Семеновича. О степени их единодушия говорит хотя бы то, что вместе с ним Сергей Никитин написал музыку к «визитной карточке» дуэта — «Под музыку Вивальди».

Никитины признались, что не успели перед концертом повторить песню Берковского «Ночная дорога». Но, обрадовалась Татьяна Хашимовна, «организм помнит»:

Не верь разлукам, старина,
их круг — лишь сон, ей-богу.
Придут другие времена,
мой друг, ты верь в дорогу.

По тому, как Никитины говорят о Берковском, кажется, будто для них разлука с другом действительно лишь сон.

Бориса Рыжего Татьяна и Сергей открыли для себя уже после смерти оставшегося навсегда молодым поэта. Теперь они открывают его для зрителей в блюз-опере Мастерской Петра Фоменко. Сергей Никитин объясняет, почему выбрал блюзовую форму: «Блюз — это когда хорошему человеку плохо, а попса — когда плохому хорошо».

Исследователи феномена Бориса Рыжего пытаются понять, почему он, молодой человек успешного поэтического старта, прервал жизнь самоубийством.

Рубашка в клеточку,
в полоску брючки -
со смертью-одноклассницей
под ручку
по улице иду,
целуясь на ходу.

Евгений Евтушенко полагает, что Борис Рыжий, «человек без кожи», испытал острую брезгливость к тому, что слишком многие в его поколении оказались заражены «насаждаемым ныне культом успеха любой ценой». Татьяна и Сергей Никитины склонны думать, как сам Борис Рыжий: «Поэт — уже трагедия».

Вспоминая друзей, Никитины не могли не сказать доброго слова о Юрии Визборе. Он ушел в 50 лет, оставив три сотни песен и, по словам Татьяны Хашимовны, «легкость и улыбку».

Для исполнения в киевском концерте Никитины выбрали, пожалуй, самую грустную из песен Визбора:

Звук одинокой трубы...
Двор по-осеннему пуст.
Словно забытый бобыль,
зябнет березовый куст.

Возможно, подспудно на выбор этой песни повлиял умный и тонкий кинофильм, где лейтмотивом послужила другая знаменитая песня Визбора «Ты у меня одна». Звук одинокой трубы уже едва различим в нашей бряцающей металлом, безвкусицей и ненасытной жадностью эпохе. Но, если посчастливится, его можно услышать.