Сколько лет я ее знаю, она все та же: искренняя и наивная как ребенок, словно и не жила на этой земле и понятия не имеет о людской корысти, об измене и подлости. Блаженная, женщина - птица. С годами она ни сколько не изменилась, разве что разбежались морщинки по лицу.
У Лены есть целая папка незаконченных портретов.
-Хорошо бы их дописать, одна половина лица будет в прошлом времени, другая – в настоящем, – шутит художница.
Ее легкая рука отзывчива на красоту цветов. Как- то вместе с ней мы ездили в Осман на дачу к Алексею Бунину (сейчас его уже нет среди нас). Тот день я запомнила, будто это было вчера. 1 июня 2003 года. На пароме, вооруженный багром, стоит статный сребробородый Алексей Бунин. В своем неизменном сером берете (визитке художника) и высоченных ботфортах.
- Вас встречает хан Османский! – относит эхо с середины Кондомы.
Хан по праву: до глубокой осени работал в Османе Бунин, и за 22 года словно прирос к этим местам. Позже переманил туда своего друга Николая Ротко.
День выдался такой погожий, по-настоящему летний. Лесные поляны полыхали огоньками, и казалось, что над ними висит марево. Ветер быстрокрылых бабочек проносился над цветами, словно хотел сбить, затушить этот жаркий огонь.
Мы плели венки, а Лена Башарина стояла среди цветущего луга, и сама порхала как бабочка над своими акварелями. Она дирижировала тонкой кистью, и они выходили такими живыми эти жарки-огоньки. Естественно разговор зашел о цветах.
- Цветы - это декор Земли, а люди – ее дух! – сказала Лена.
Еще не отцвели сады, и в их пышных кронах монотонно на одной ноте недовольно гудели шмели, осыпая подвенечный яблоневый наряд. На растрескавшиеся теплые стволы выползли погреться мохнатые узорчатые гусеницы.
- Ой, посмотрите, у них вязаные свитера, - по-детски удивленно кричала Лена.
Осмотрев все дачные достопримечательности, все живое: цветущее, растущее, порхающее и ползающее, Лена успокоилась. Мы сели на крыльцо пить чай с медом и вино, слушать тишину.
- Осенью здесь бывали такие краски! Осина - розовая, калина - красная, береза – золотая. А сейчас лист у березы не тот, как- то вянет и скручивается, не желтеет - жухнет. И черемуха уже не та, - Бунин вздохнул и принялся хрен тереть на старенькой проржавевшей терке.
Лена вспоминала свою молодость, о том, как училась в Иркутском художественном училище, о том, как Коля Ротко на правах «старшего» брата водил Лену за ручку, во всем ей помогал. До сих пор он непререкаемый художественный авторитет и все так же по-братски присматривает за Леночкой, и все так ругает ее за несобранность.
- Посмотри, мы как на ярмарке невест! Невесты мы, невесты! – Лена водрузила на голову венок.
- А ты счастлива как женщина? – спросила я.
- Быть женой, это тоже искусство... у меня не сложилось. А может быть, и не надо пенять на судьбу. Надо успевать жить и творить. Ведь жизнь такая короткая, Оля…
Ожидая своей очереди на паром, мы бродили по берегу Кондомы, разомлевшие от солнца, хмельные. И тут к нам подошла лошадь, с виду вполне порядочная лошадь. Никто из местных османцев не предупредил о ее дурном нраве и кровожадных наклонностях. Она позволила пришельцам потрепать ее по гриве, угостить горбушкой, сдобренной солью. Лена заговорила с ней, заглядывая в глаза, как родной сестре. Такого пристального внимания лошадь не вынесла, и укусила Лену за грудь. (Знак особой признательности разлился гематомой, так что через пару дней понадобилась медицинская помощь).
Мы бросились от лошади наутек, не разбирая дороги. Отдышались только, сев на паром, а в электричке снимали с Лены клещей: пять насчитали. Вот такая она у нас отмеченная…
Комментарии /0
После 22:00 комментарии принимаются только от зарегистрированных пользователей ИРП "Хутор".
Авторизация через Хутор: