В поисках жанра

Странные, подозрительно своевременные взрывы домов, вторая чеченская, закатанные под асфальт СМИ, безжалостная аннигиляция политических конкурентов, стремительное единовластие...

Демонстративная брутальность — ужас одних и захлеб восторга других...

«Она утонула». «Мочить в сортире». «Отрежем, чтобы не выросло». «Замучаетесь пыль глотать». Курск, Норд-Ост, Беслан... Нет человека — нет проблемы. Нет заложников — нет террористов — нет суда — нет вопросов...

Круто.

А что беззаконно на каждом шагу — так напугали бабу высокими каблуками! Чай, не Бельгия. Великая страна, потерпит еще.

Но абсолютная власть развращает абсолютно, и, в полном соответствии с исторической наукой, на втором президентском сроке «наше всё» вошло в фазу стагнации. Крошка Цахес превзошел гофмановские фантазии — он поверил в реальность своего же пиара. «Потеря критики» перешла из социальной области в медицинскую.

Он спутал себя с ценой на нефть; ему показалось, что растет — он.

Пятиминутная овация на съезде «Единой России», при ста сорока долларах за баррель и совсем незадолго до появления на горизонте ржавого таза, которым все наконец накрылось, была кульминацией того, первого путинского жанра...

Походив кошечкой вокруг горячего антиконституционного молочка, на третий срок наш герой все ж таки не пошел, хотя толпы специально отобранного народа во главе с адвокатом Астаховым на всякий случай положены были ниц у Спасских ворот и только ждали отмашки на решительное размазывание слюней по щекам...

Не решился Владимир Владимирович. Больно горячее было молочко.

Пришлось уходить.

Трудно рулить, сидя на пассажирском месте, но надо.

Это Рома — соскочил и сидит себе на стадионе «Стэмфорд Бридж», улыбаясь застенчивой улыбкой непойманного негодяя. А тут хрен соскочишь! Только отпусти рычаги, тут же из машинки высадят, сачок снизу подведут — и за жабры. Тот же генпрокурор Чайка первым законность на лице и изобразит.

А в статьях УК РФ, между нами говоря, изгваздалось «наше всё» за восемь лет президентства по самое не могу. Пока вертикаль набухала, ни в чем себе не отказывал. Один «Байкалфинансгруп» — уже выходит в особо крупных размерах (кто за язык-то тянул? расслабился, видать)...

И Беслан, прокуратурой не початый, в пепелище лежит, не велит молиться на царя-ирода.

Теперь он нервничает.

И изо всех сил пытается рулить, просовывая ноги с пассажирского места к отваливающимся педалям. И при каждом удобном и неудобном случае старается закрепить в подданных былые условные рефлексы, — чтоб помнили, кто в доме хозяин!

Хамит министрам под телекамеры Первого канала. Устраивает телевизионный «чес» по просторам загибающейся Родины, прихватив с собой чудесный мешочек бюджетного финансирования; сверкая глазами, играет с Дерипаской сцену из художественной самодеятельности, учреждает, посередь кризиса, заповедники в Арктике, корректирует образ Чацкого, поправляет полотна Глазунова, делает замечания святым...

И в каждом сюжете только одно желание — громче крикнуть на всю страну: «Я главный!»

Это уже не шекспировская хроника, а водевиль какой-то — вот только цена за представление начинает, кажется, раздражать даже самую смирную публику.