Кто такие Гагарин и Феллини?

Я не могу судить об интеллекте иностранцев, потому что для этого недостаточно часто и плотно с ними общался, и потому что я – не Задорнов. Но я готов отчасти подтвердить его теорию, ибо близко познакомился с тем, что называется образованностью или, если угодно, эрудированностью авангардных, как принято считать, представителей западного мира – англосаксов. Знакомство это повергло меня в состояние культурного шока, который не покидает меня до сих пор.

Произошло все на курсах английского языка, которые я в Москве посещаю раз в неделю по субботам – в целях самообразования. Есть желание посещать чаще, но пока нет возможности. Курсы, в общем, самые обычные, но преподают на них исключительно носители языка, в моем случае – британцы и американцы. Что, конечно, правильно. Как об учителях ничего плохого о них сказать не могу: дело свое они знают, работают с огоньком и задором. Текучка преподавательских кадров, правда, очень большая: кто-то из наших зарубежных друзей за то время, что я посещаю курсы, задерживался в нашей группе на несколько месяцев, а кто-то – и на несколько недель.

Конфуз случился в тот момент, когда с нашей группой работала веселая, энергичная английская девушка Хелен. Учиться под ее руководством, как и просто смотреть на нее, было сущим удовольствием: стройная, симпатичная, носила стильные ботфорты и обручеподобные серьги, любила, по ее словам, Москву с ее клубной жизнью и сериал «Наша Russia». Кроме того, она замечательно умела подбадривать и стимулировать к изучению «инглиша» обычно сонную и вялую по субботам после рабочей (учебной) недели группу. Для этого она по ходу занятий время от времени неожиданно для всех нас оглушительно хлопала в ладоши и кричала: «Well!» («Хорошо!») или «Discuss!» («Обсуждаем!»), после чего просыпались даже самые безнадежные студенты. Но когда однажды на уроке во время обсуждения темы кинематографа я назвал имя Феллини, Хелен в ответ спросила меня: «А кто это?». Глаза у меня после этого, наверное, были как у вратаря-любителя Фукина из легендарного советского фильма «Большая перемена», которого одноклассница в вечерней школе спросила: «А кто такой Лев Яшин?». Т. е. очень большие и удивленные глаза. Можно, конечно, не быть поклонником или знатоком творчества Феллини, можно не знать его фильмов, но чтобы вообще не слышать о нем!.. Это как-то не укладывалось у меня в голове. Впрочем, Хелен сполна отомстила мне: ее красивые глаза так же округлились, когда я как-то признался, что ничего не читал про Гарри Поттера и даже (это совершенно добило мою английскую учительницу) не смотрел ни одного фильма о нем. Хотя справедливости ради надо сказать, что я все-таки из прессы и рассказов друзей имел кое-какое представление о том, кто такой Поттер и чем он занимался волею создавшей его писательницы Роулинг. Что, тем не менее, все равно не приподняло меня в возмущенных глазах Хелен.

Вслед за ней нашу группу возглавил Джон – обаятельный пофигист из Ирландии: небритый, в мятой рубашке, дверь в аудиторию открывал ногой (в прямом смысле) и после какого-то неприятного инцидента, в детали которого я не вдавался, московских милиционеров иначе как взяточниками не называл. Но про Феллини Джон тоже ничего не знал. Т. е. абсолютно ничего. В отличие от О'Генри, имя которого я как-то упомянул во время урока. «По-моему, я что-то слышал о нем», – задумчиво сказал Джон. Но как-то неуверенно.

После этого я уже всем появлявшимся в нашей группе педагогам из спортивного, так сказать, интереса устраивал тест имени Феллини, о чем они и не догадывались. Результаты оказались удручающими. Улыбчивый крепыш Энди из Далласа, штат Техас, высоко отзывался о фильме «Брат-2» с Сергеем Бодровым и вообще был своим в доску парнем: привозил русским друзьям из Штатов текилу, кричал вместе с ними на московских улицах «Рос-си-я!!!» после исторической победы наших футболистов над голландцами, считал, что Чебурашка лучше Джорджа Буша (так и сказал на уроке), изъяснялся по-русски практически без акцента, знал, кто такие чиксы и телки, и был единственным из преподавателей на курсах, кто учил нас кое-каким непристойным английским словечкам (они, как выяснилось, fuck’ом и shit’ом не ограничиваются). Но на Феллини и он погорел.

Ничего не сказало имя великого итальянского режиссера и Джошуа – коренастому мужику средних лет, с хорошим чувством юмора, бритой головой и эспаньолкой, в облике которого было что-то от покорителей Дикого Запада и которого я про себя почему-то окрестил мормоном, хотя он был не из Юты, а из Миннесоты. С Джошуа (или, как мы его коротко называли, Джошем) тема тестов на эрудированность однажды получила продолжение. Как-то на занятии он раздал нам вопросы – по моим ощущениям, уровня учеников средних и старших классов советской школы: какое из приведенных государств монархия, а какое – республика, когда произошла Октябрьская революция в России, когда Колумб открыл Америку, сколько планет в Солнечной системе и т. п. Мы отвечали по очереди. Я сперва, получив математический вопрос, высчитал 40% от 40 (=16), после чего некоторые из моих одногруппников – молодых ребят студенческого возраста и статуса – почему-то посмотрели на меня так, как будто я только что доказал теорему Ферма, не меньше. А затем на вопрос «Кто был вторым человеком на Луне?» я, естественно, ответил: «Эдвин Олдрин». «No», – сказал мне на это Джош. Я опять собрался было вытаращить глаза, но не успел. «Базз Олдрин», – прочитал Джош ответ в своем учебнике. Точнее, начало ответа, потому уже через секунду человек из Миннесоты признал и мою правоту. Наверное, он просто не знал, что Базз – прозвище Эдвина Олдрина, которое тот получил то ли благодаря своей маленькой сестренке, выговаривавшей таким образом в детстве слово «brother» («брат»), то ли благодаря своей карьере летчика (одно из значений глагола to buzz – «лететь на бреющем полете»). Следующая фраза Джоша изумила меня еще больше. «Откуда вы все это знаете?», – спросил меня мой американский учитель. И по его взгляду я понял, что он не издевается, а всерьез полагает, будто знание ответов на эти простые, почти детские вопросы – признак каких-то обширных познаний. Я тоже не стал язвить и честно ответил: «Я получил хорошее образование». Мое образование – это обычная советская средняя школа и журфак Ростовского университета, в котором нам преподавали советские же, по сути, профессора и доценты, хотя дело было уже в постсоветской России. Тот, кто знает, что такое советское образование, подтвердит: даже с учетом моего скромного послужного списка я сказал американцу правду.

«А вы знаете, кто был первым человеком в космосе?», – задал я, в свою очередь, детский вопрос Джошу. Он наморщил лоб и попытался вспомнить: «Га…Га…Гага…». – «Точно, Гагарин», – помог я ему преодолеть планку. Мне почему-то было неприятно слушать это гаканье.

Ну а что же Феллини? К счастью, нашелся в числе моих иностранных преподавателей человек, который о нем знал. Увы, я не запомнил его имени – он вел у нас английский совсем недолго: пожилой седовласый американец, в очках и с мягким голосом. Он сказал, что не только в курсе, кто такой маэстро Федерико, но является поклонником и в некотором роде знатоком его творчества. Может быть, в 60-х этот американец, будучи молодым повесой, бегал в кино на итальянские фильмы с какой-нибудь развратницей лукавой. А может быть, водил на картины Феллини и неореалистов свою жену. В любом случае мне захотелось пожать ему руку, но я решил, что в данной ситуации это будет неуместно. Американец же не знал, что стал первым из опрошенных мной учителей на курсах, кто не подкачал в этом вопросе. Первым и пока единственным.

А очередной на данный момент жертвой моего теста стал наш очередной преподаватель – манерный молодой человек Пол из английского Бристоля. Хотя, нет: этот, как выяснилось, был не безнадежен. «Какие фильмы снял Феллини?», – уточнил у меня Пол. Я перечислял ему самые знаменитые ленты – «8 ½», «Ночи Кабирии», «Сладкая жизнь», «Казанова Феллини», но он лишь отрицательно качал головой и пожимал плечами. Но – хвала небесам! – среагировал на «Джинджер и Фред». «Фред и Джинджер»?», – с утверждающей интонацией переспросил Пол. – «Да», – не стал спорить я. – «О танцорах?». – «Да!». – «Я слышал о Феллини». Ну хоть что-то. Хотя общей прискорбной картины с уровнем западной преподавательской эрудиции это в моих глазах, понятно, не улучшило.

К слову говоря, мой первый на этих курсах преподаватель-англичанин, чье имя тоже затерялось для меня в веренице постоянно сменяющихся учителей и с которым мы о кино не говорили, поднял меня на смех из-за того, что я употребил название «Австралия», говоря о Зеленом континенте и одноименном государстве. «Не Австралия, – назидательно сказал он, – а Австралазия (Australasia)». Притом, что в геополитике Австралазией называют Австралию и Новую Зеландию вместе взятые, а в научной терминологии – еще и часть Юго-Восточной Азии и некоторые острова Тихого океана. Но доказать ему я ничего не смог: должно быть, потому, что мне не хватило словарного запаса. Или потому, что он был непреклонен. Такая вот история с географией, как гласит избитая, но не теряющая своей актуальности присказка.

Но, в конце концов, это их, иностранцев, проблемы. А мне бы в этой связи хотелось в очередной раз спросить наших чиновников, в т. ч. чиновников от образования: подражая Западу сплошь и рядом, плодя колледжи и прочие новомодные заведения с пышными названиями, но подчас убогим содержанием, пытаясь натянуть западные образовательные стандарты и шаблоны на российские реалии, в т. ч. в ситуациях со злосчастным ЕГЭ, Болонским процессом и Европейской социальной хартией с секспросветом в школах, почему мы так высоко ценим их и так низко – себя? С чего мы взяли, что они гораздо умнее и образованнее нас? Почему так возвеличиваем чужой, зачастую сомнительный опыт и топчем свои по-настоящему выдающиеся достижения? Почему не понимаем, что зачастую не мы у них, а они у нас могли бы многому научиться? Если бы мы сами своими руками это многое не уничтожили.