О «естественниках» и «гуманитариях»

Однако более пристальный взгляд порождает сомнения в истинности такого размежевания. Очень точно его относительность объяснил В.И. Вернадский: «Под именем дуалистического научного мировоззрения я подразумеваю тот своеобразный дуализм, … когда ученый исследователь противопоставляет себя – сознательно или бессознательно – исследуемому миру … Получается фантазия строгого наблюдения ученым исследователем совершающихся вне его процессов природы как целого»

Первое, что мы видим в этих словах – то, что размежевание на «естественников» и «гуманитариев» – прикрытие для более глубокого размежевания, связанного с отношением к исследуемому. Т.е. это все-таки разделение, но по признаку более основательному, чем разница в комплексе исследовательских приемов «естественников» и «гуманитариев». Сущность этого признака проявляется в отношении к исследуемому. И мы видим, что этот признак показывает условность разделения на «естественников» и «гуманитариев». Хотя бы потому, что изучение всего, что связано с этим признаком – относится к разряду гуманитарных знаний, но результаты его одинаково необходимы и для «гуманитариев» и для «естественников».

Один вид отношения к исследуемому – это предметное противопоставление. Его происхождение прозрачно: есть природа, а есть человек. Человек изучает природу, т.е. рассматривает ее, описывает. И в результате дает объяснения. Человек – это субъект, а природа – объект познания (от лат. objicio – противопоставляю). Завершающим актом такого противопоставления становится выделение в объекте предмета исследования. Так возникает отмеченная Вернадским «фантазия строгого наблюдения». В таком противопоставлении как бы видится объективность описания, его независимость от описывающего субъекта. Человек, определив себя субъектом и определив предмет исследования в объекте, при таком отношении к исследуемому ставит себе задачу превращения в «живой сенсор», чтобы избежать субъективности описания. Достаточно отметить, что понятие «объективность» часто играет роль синонима понятия «истинность».

Наиболее выразительно формирование и итог такого отношения описаны А.С. Пушкиным в монологе Сальери, с которого начинается «Моцарт и Сальери». Уже в самом его начале Сальери рассказывает, как развил в себе предметно-противопоставленное отношение к музыке

«Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я …»
«…Ремесло
Поставил я подножием искусству;
Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию…»

В итоге Сальери попытался «убрать» себя как личность из музыки, «заменив» ее алгеброй.

В этой пушкинской метафоре можно увидеть все содержательные моменты, связанные с предметным противопоставлением. И особенно то, что Вернадский охарактеризовал как «фантазия строгого наблюдения». Отметим, что слово «фантазия» подчеркивает иллюзорность попытки «убрать» человеческую личность из объяснения наблюдаемого. Так или иначе, но возникает необходимость принятия решения – как объяснить наблюдаемое.

Тут следует отметить, что в силу очевидности происхождения предметное противопоставление как методический подход разрабатывалось достаточно долгое время, и с ним связано развитие западноевропейской науки. Но оно имеет очевидную ограниченность. В первую очередь – это изучение человека. То, что относится к наукам, классифицируемым как «гуманитарные». Человек не может наблюдать себя извне, не может противопоставить себя себе как предмет наблюдения. И можно предположить, что эта ограниченность распространяется и на новые знания о природе. Поскольку это становится следствием новых знаний о человеке.

Свидетельством того, что эта ограниченность уже проявилась, стали события на рубеже 19-20 веков, получившие название «кризис в естествознании».

Парадоксально, но предметный взгляд не позволил увидеть, что основное содержание этого кризиса совсем не в том, что обозначено в его именовании. Кризис касался не только и не столько естествознания. Методическая отсталость «гуманитарных» наук, непреодолимая в рамках предметного противопоставления, в то же время дала подножку и «естественным».

На первый взгляд, этот кризис был преодолен. Бурное развитие наук и технический прогресс в середине 20 века, рассматривавшиеся как научно-техническая революция, казалось бы однозначно обозначили это. Но вот вопросы: можем ли мы объяснить это? Или воспримем появление той когорты выдающихся ученых и выдвинутых ими идей как данность и на этом успокоимся? И будем ждать, когда нечто подобное состоится вновь? Т.е. если не поймем, что за этой данностью проглядывает другое, не предметно противопоставленное отношение к исследуемому, и не изучим его, не разработаем как методический подход. И останемся в состоянии ожидающих, когда на нас свалится подобное чудо.

Каково должно быть отношение к исследуемому в соответствии с обозначившимся признаком, кроме предметного противопоставления? Такое отношение было обозначено – как к феномену. Именно это, например, объясняет те феноменальные достижения Николы Теслы, которым он обязан имиджем «чернокнижника от науки». Именно отношение к исследуемому как к феномену может дать объяснения тому проникновению в исследуемое, которое обусловило достижения середины 20 века. В конце концов, только такое проникновение в исследуемое позволит преодолеть методическую отсталость «гуманитарных наук».

Безусловно, разработка методического подхода к исследуемому как к феномену не отрицает предметного противопоставления. Просто обозначаются условия и границы его применимости.

Вот так, начав с привычных различий между «естественниками» и «гуманитариями», мы увидели разницу в отношении к исследуемому, которая, в свою очередь, позволила понять условность разделения на эти два типа знания. Рубеж IX-XX веков впервые ясно выявил различия в подходах к получению знаний, которое скрывалось под различием в характере исследований «естественников» и «гуманитариев». Кризис в естествознании показал необходимость глубокого методического переоснащения науки без этих различий. И в силу несовершенности этого он не может считаться разрешенным. И именно рубеж 19-20 веков является тем временем, в котором следует искать как корни, так и предпосылки решения проблем, с которыми мы сталкиваемся в наши дни.