Газета "Ведомости": Интервью с Козовым о Распадской

Почти все переговоры «Распадской» с зарубежными партнерами начинаются с вопроса о возможности покупки пакета в компании. Причем, по словам Козового, все хотят крупный пакет

В мае 2010 г. Распадская угольная компания лишилась своего главного добывающего актива — два взрыва на крупнейшей подземной угольной шахте России надолго вывели ее из строя. Но финансовые показатели полугодия у компании оказались лучше, чем годом ранее. В интервью «Ведомостям» генеральный директор и совладелец «Распадской» Геннадий Козовой объясняет, как это получилось, а также рассказывает о психологических последствиях аварии для шахтеров и благородных металлургах, которые помогли компании выжить во время мирового финансового кризиса.

— Ростехнадзор 16 июля внес в правительство акт предварительного расследования причин аварии на шахте «Распадская». Вас с этим документом ознакомили? Какие версии причин произошедшего сейчас являются основными?

— Комиссией Ростехнадзора подготовлен предварительный акт, но некоторые члены комиссии имеют особое мнение и не согласны с этой версией. Официально с этим документом не ознакомили. И комментировать причины аварии до того, как их озвучат официально, я считаю некорректным. Эксперты должны осмотреть место аварии. Поэтому работа комиссии продлена.

— Но у компании же наверняка есть своя версия причины случившегося?

— Почему произошли два взрыва, говорить преждевременно. Нужно все-таки сначала попасть на место аварии.

— В середине августа говорилось, что вода из шахты будет откачана в течение месяца и уже в сентябре шахта сможет возобновить добычу. Какие сроки ставятся теперь?

— Как было запланировано, 18 августа мы приступили к откачке воды из трех точек. Работы ведутся согласно плану и в соответствии с установленным графиком. Но всегда возникают непредвиденные обстоятельства. Так, например, мы столкнулись с барьером, преградившим путь движению насоса при откачке воды, пришлось для его поднятия приглашать водолазов. Это отражается на сроках. Поэтому конкретную дату, когда мы откачаем воду, я сейчас назвать не могу. Конечно, мы делаем все возможное, чтобы завершить эту работу в кратчайшие сроки и скорее найти людей, которые находятся под завалами. Сейчас мы уже откачали около 1 млн кубометров воды. Достигнута отметка минус 55 м. Чтобы горноспасатели смогли пройти в горные выработки седьмого пласта, где находится часть пропавших без вести людей, нам нужно дойти до отметки минус 67 м. На втором этапе нам предстоит откачать еще 1 млн кубометров до отметки минус 131 м, чтобы вести аварийно-спасательные работы на шестом пласте. На откачку первого миллиона, как видите, у нас ушел месяц.

Для нас важно потушить пожар, который возник на третий день после аварии в горных выработках шестого пласта. Сейчас он локализован. Проект на тушение выполнен и согласован в установленном порядке.

— И когда пожар может быть потушен?

— Это очень сложный вопрос. Мы делаем все, чтобы это произошло как можно быстрее. Бурим скважины для тушения пожара, через которые подаем в выработки инертную пену и азот.

— Если непонятно, когда будет потушен пожар, значит, непонятно и то, когда начнется добыча?

— Не совсем так. Мы планируем начать добычу угля в лаве девятого пласта уже в IV квартале этого года. Проект подготовлен и передан в Росглавэкспертизу, надеемся, что в течение месяца он будет рассмотрен. После согласования проекта начнем его реализацию.

Пласты западного крыла удалены от места аварии и контура пожара, и они будут запущены в работу первыми по мере готовности. Последним после выполнения работ по тушению пожара и проходке необходимых горных выработок будет запущен шестой пласт. На это потребуется около года.

— А сам ствол шахты сильно пострадал?

— На шахте эксплуатируется четыре вертикальных ствола, которые оснащены вентиляторами главного проветривания. И только один из них — вентиляционный ствол блока № 4 требует замены армировки (около 300 т металлоконструкций) и восстановления поверхностного комплекса, включающего в себя здание главного вентилятора, здание подъема, копра и надшахтного здания. Эту работу мы намерены закончить в I квартале 2011 г.

— Когда шахта сможет вернуться к доаварийным объемам добычи?

— В целом по всем предприятиям компании мы планируем выйти на прежние объемы добычи в 2012 г. В IV квартале этого года собираемся запустить лаву на девятом пласте шахты «Распадская», в течение первого полугодия 2011 г. намерены запустить еще два пласта в работу. Запуск хотя бы двух лав позволит самой шахте «Распадская» работать в точке безубыточности. Ее содержание обходится довольно дорого, даже если она просто стоит, — это особенности горного дела. Мы совместно с проектными институтами рассматриваем и другие варианты по поддержанию уровня добычи.

Есть и возможности по нарезке новых участков. Будем думать, где и что целесообразнее делать. Помимо этого у нас намечены инвестиционная и производственная программы по другим добывающим активам. В 2011 г. мы планируем увеличить объем добычи на разрезе «Распадский» до 3 млн т в год, а на шахте «Коксовая» добыть первый миллион тонн угля.

— А с запуском одной лавы сколько сможет добывать шахта «Распадская»?

— Технологически мы видим возможность добычи от 150 000 до 300 000 т в месяц с лавы на девятом пласте. Конечно, при полном соблюдении всех нормативов и требований промышленной безопасности.

— Вы говорите, что тот же седьмой пласт пострадал незначительно и, по первоначальным оценкам, потери были намного больше. Ранее потери от аварии «Распадская» оценивала в 8,6 млрд руб. Сейчас как-то будете менять эту цифру?

— Пока нет.

— А на помощь от государства вы рассчитываете?

— После обращения к премьер-министру РФ Владимиру Владимировичу Путину правительство приняло решение о строительстве двух линий электропередачи на 110 кВ и трех подстанций. Этот инфраструктурный проект оценивается в 1,7 млрд руб., и согласно планам «МРСК Сибири» он будет построен в IV квартале следующего года. Напомню, что этот объект будет собственностью государства. Сейчас идет работа по передаче земельного отвода и необходимой документации.

— Еще на какую-то помощь рассчитываете?

— Пока речь была только об этом проекте. Дальше будет видно. В основном мы все-таки рассчитываем на собственные средства.

— У компании достаточно резервов для того, чтобы восстановить шахту, не привлекая заемных средств?

— Пока мы рассчитываем на собственные резервы. Но параллельно ведем работу по привлечению инвестиций. Рассматриваем различные инструменты. Главное, чтобы ресурсы были дешевыми в нужных нам объемах.

— А может ли идти речь об SPO?

— Пока таких планов нет. Это сложный процесс, требующий подготовки. А нам сейчас необходимо решить две основные задачи: поднять пострадавших и восстановить шахту.

— Потери от аварии вы с лихвой компенсировали выгодным приобретением шахты «Коксовая» у Evraz. Согласно отчетности «Распадской», шахта вам досталась на $104 млн дешевле ее справедливой стоимости. Как вам удалось так дешево ее купить?

— Я не считаю, что мы ее купили дешево. $40 млн — хорошая цена для этой шахты. Отраженная в отчетности сумма справедливой стоимости рассчитывается исходя из доходов будущих периодов. А какими они будут с изменениями цен на рынке угля, говорить вообще сложно. Evraz Group от сделки также только выиграла. У нее там было две лицензии на разработку месторождения: по одной — уже фактически отработанное поле с оставшимися запасами около 10 млн т угля и по другой лицензии — поле с запасами в 151 млн т, требующее значительных инвестиций. Его можно было бы объединить с нашим полем с запасами в 256 млн т, что мы и сделали, приобретя шахту «Коксовая».

Проектная мощность объединенной шахты составит 3,0 млн т угля в год. На этот объем добычи планируем выходить постепенно.

— ФАС продолжает расследовать дело в отношении «Распадской». Компания подозревается в том, что продажи за рубеж осуществлялись по более низким ценам, нежели на внутренний рынок. Вы согласны с претензиями?

— Конечно, нет. Просто рынок угля несколько сложнее. Все забыли причины ситуации, к которой пришли российские угольщики. Это был кризис 2008-2009 гг. Тогда сталь подешевела резко, и металлурги перестали покупать уголь, отказавшись от заключенных ранее долгосрочных контрактов. Из 750 000 т концентрата нам удавалось продать только 150 000, а цены упали в четыре раза. Мы продавали уголь российским потребителям ниже себестоимости, потому что не могли остановить производства, — таковы особенности горного дела. А нужно было еще платить заработную плату 8000 рабочих. Приходилось искать все возможные рынки сбыта. Заключались долгосрочные контракты с зарубежными компаниями по ценам, которые сложились на тот период. Ситуация, которую рассматривает сейчас ФАС, является следствием этого. Хотя цена на уголь на рынке выросла, мы должны были выполнить свои обязательства по заключенным ранее контрактам. Когда мы закончили работать по ним согласно установленным срокам, у нас цены на экспорт стали сопоставимыми с ценами на внутренний рынок. Мы уже представили в антимонопольную службу необходимые документы и рассчитываем на адекватную оценку наших действий. Мы всегда работали законно. Для нас приоритетным направлением сбыта были поставки для отечественной металлургии, и мы добросовестно вели и ведем себя на рынке по отношению ко всем его участникам.

— После аварии вы отказались от экспорта. Ваши мощности в порте «Восточный» были сданы в аренду другим компаниям. Сейчас идет обратный процесс. Вы планируете возобновить экспорт?

— Да, мы готовимся к этому. Авария — не первый кризис для нашей компании, но нам надо обеспечивать хорошие объемы сбыта. Внутренний рынок потребляет нашего концентрата в объеме 450 000-500 000 т в месяц. А если есть возможность добывать больше, нужно искать рынок сбыта за рубежом. Ведь это вопрос себестоимости.

— Так когда вы сможете преодолеть этот барьер в 500 000 т в месяц, чтобы начать отгрузки на экспорт?

— Вероятно, уже в I квартале 2011 г., если все пойдет по плану.

— А на российском рынке вам будет тяжело восстановить объемы сбыта? Ведь многие металлурги решали проблему нехватки угля с «Распадской» за счет заключения контрактов с другими угольными компаниями.

— Я не думаю, что у нас будут с этим проблемы. Рынок растет, спрос увеличивается. К тем же 450 000-500 000 т продаж в России мы надеемся вернуться к тому моменту, как сможем их производить.

— А не было у вас идеи диверсифицировать бизнес и обеспечить сбыт угля за счет покупки металлургического завода?

— Идеи-то были. Но сейчас этим заниматься уже поздно.

Приобретение должно увеличивать капитализацию и рентабельность компании.

— По итогам первого полугодия 2010 г. финансовые показатели «Распадской» продемонстрировали стремительный рост, несмотря на аварию. За счет чего этого удалось добиться?

— За счет слаженной работы всех предприятий компании и благоприятной конъюнктуры на рынке угольной продукции.

— Позвольте несколько вопросов про сбытовую политику. Премьер Владимир Путин рекомендовал металлургам перейти с поставщиками на долгосрочные контракты. На ваш взгляд, это действительно панацея от споров?

— Мы перешли на долгосрочные контракты с ММК, НЛМК, Evraz еще в 2006 г. Были заключены пятилетние договоры на поставку угля. Но в кризис 2008 г. металлурги первыми же отказались от их исполнения. И мы были вынуждены пересогласовывать объемы и цены ежемесячно, а в отдельных случаях и по нескольку раз в течение месяца. Так что вряд ли это панацея. Контракт не работает в кризис и при резких колебаниях рынков. Как можно принудить вас покупать уголь, если вы не можете металл продать?

— А кстати, если металлурги пошли на нарушения, почему вы с ними потом не судились?

— А смысл? Есть инциденты по судам, только я не вижу, чтобы от этого был какой-то действительный прок. Гораздо правильнее и полезнее строить хорошие партнерские отношения. В тот же кризис 2008 г. нас сильно выручили ММК, Evraz и Кемеровский коксохимический завод. Это были единственные металлурги, которые не свели к нулю покупку угля. Покупали, может, даже больше, чем им нужно было, выручая нас, понимая, что нам тоже людям платить зарплату нужно. Мы очень благодарны партнерам за поддержку. Кстати, отказывались от исполнения контрактов не только отечественные металлурги. Те же японцы и корейцы тоже нарушали заключенные с другими угольными компаниями долгосрочные контракты.

— Наверное, тяжело из-за разницы в менталитете работать с восточными металлургами?

— Сложно договариться, но рынок Юго-Восточной Азии очень перспективный и устойчивый. Еще один нюанс работы с зарубежными партнерами — почти все переговоры начинаются с вопроса о возможности покупки пакета в нашей компании. Причем хотят крупный пакет.

— Не соглашаетесь?

— Нет, у нас уже есть стратегические инвесторы. А так — у нас акции на бирже, всегда есть возможность купить, было бы желание.

— Какой, по вашим прогнозам, будет цена угля в IV квартале?

— На металл спрос стабильный, с тенденцией к росту. Соответственно, будет спрос на уголь. Цены могут вырасти, но незначительно.

— С людьми вам тяжело было объясняться после аварии?

— Конечно, тяжело. Вся ситуация психологически была огромным стрессом. Не только для близких пострадавших, но и для всего коллектива. И для меня тоже. По психологическим причинам около 20 человек просто написали заявления об увольнении после трагедии. Но из 4000 сотрудников шахты это не большое число. Основная масса людей понимает, что работа шахтера связана с риском. Но это не повод менять выбранную профессию.