Евгений Плющенко: хочу стать легендой фигурного катания

Скандальное поражение на Олимпиаде-2010, дисквалификация, коммерческие проекты и калейдоскоп светской жизни не лишили Евгения Плющенко спортивного азарта. Cейчас 28-летний фигурист готовится к будущему сезону и строит планы на Игры-2014 в Сочи. В интервью «МН» звездный спортсмен рассуждал о новых программах, реалиях фигурного катания и вере в Бога.

— На какой стадии сейчас вопрос с вашим возвращением на любительский лед после дисквалификации?

— Я думаю, что Международный союз конькобежцев (ISU) допустит меня к соревнованиям. Негласно проблема решена, все вопросы закрыты. Насколько я знаю, в июле пройдет совет ISU, где будет принято решение о том, чтобы я вернулся и продолжил выступления.

— Во время московского чемпионата вы встречались с главой ISU Оттавио Чинквантой?

— Мы встречались и в Москве, и ранее в Милане, где проходили показательные выступления. Как я понял из беседы с президентом ISU, никаких препятствий для моего возвращения нет.

— Вы определились с хореографами, которые будут ставить программы?

— Я работал с Александром Жулиным. Кроме того, у меня есть еще один новый хореограф. Молодая девушка. Россиянка. Танцовщица, которая сейчас уже преподает. Вместе с ней мы подготовили показательный номер — это пробная версия под музыку группы «Скорпионс». Есть наработки на произвольную программу.

— Можете что-то рассказать о задумках?

— Пока не скажу. Новые программы будем ставить сейчас, а летом — корректировать и чистить. Обкатывать программы планирую на показательных выступлениях. Но их будет не так много. Я уже отказался от участия в показательных прокатах в Китае и Японии, потому что если выступать на всех мероприятиях, то полноценно подготовиться к сезону нельзя.

— Последствия травм вас больше не беспокоят?

— Сейчас все слава богу. Я благодарю немецких и наших врачей, которые консультировали и оперировали меня. Какие-то мелкие травмы и болячки остались, но они есть у всех спортсменов.

— Как ваша супруга Яна Рудковская отнеслась к тому, что вы возвращаетесь в любительский спорт? Ведь это означает, что как минимум на три года обрекаете себя на жесткий спортивный режим и отлучаете от светской жизни, к которой привыкли?

— Яна приветствует мое решение и будет со мной на всех соревнованиях

— А зачем вам нужно возвращаться в спорт, ведь все титулы, которые можно было завоевать, вы уже имеете? Хотите завершить карьеру, став непременно первым?

— Безусловно — это первая позиция. Вторая — хочу стать легендой фигурного катания, участником четырех Олимпиад и стоять обязательно на пьедестале.

— Как вам кажется, после споров в Ванкувере, по какому пути должно двигаться мужское катание, наметился крен в сторону включения в программы четверных прыжков?

— Конечно. Но и мне надо подстроиться под систему ISU, делать те же «транзишн» — связки между элементами, вращения. Словом, жить сегодняшним фигурным катанием.

— Где вы сейчас проводите больше времени – Москве или Питере?

— Я бы сказал так: в Новогорске, где тренируюсь, и в Питере.

— А родители?

— Они живут в Питере.

— История вашего прихода в спорт уже расписана на все лады, и все-таки, как это было?

— В фигурное катание меня, четырехлетнего мальчишку, привела мама. Это было еще в то время, когда мы жили в Волгограде. Ей очень нравился этот вид спорта, потому что раньше соревнования и чемпионаты по фигурному катанию часто показывали по телевидению. Я рос шустрым, на месте не мог усидеть, и чтобы направить мою энергию в мирное русло, меня отдали в спортивную секцию. Не могу сказать, что выбор мамы сразу пришелся по вкусу. Ведь мои сверстники считали фигурное катание «бабским» спортом. Случалось, что и подкалывали, когда после тренировок я прибегал на пустырь, чтобы погонять в футбол. Как сейчас помню эти фразы с издевкой: «Ой, смотрите, фигурист пришел, в футбольчик поиграть». Но все изменилось, когда пришли первые успехи. «Видели тебя по телеку, классно катаешься», — стали говорить все кругом.

— Действительно ли вашим первым тренером был штангист?

— Да, Михаил Маковеев. Он занимался тяжелой атлетикой, но при этом являлся поклонником фигурного катания. Основал школу в Волгограде, которая просуществовала довольно долго, пока Ледовый дворец не переоборудовали в автомагазин. Когда в Волгограде не стало условий для тренировок, то Маковеев позвонил Алексею Мишину и попросил посмотреть меня.

— Переезд 11-летнего подростка в незнакомый город наверняка стал испытанием?

— Конечно. Сами понимаете: приехал в Питер из Волгограда, значит, деревня, лимита. Пришлось доказывать свою состоятельность не только на льду, но и в раздевалке. Старшие ребята лупили не по-настоящему, но хватало. Год все это терпел, не жаловался, хотя случалось, что и плакал. А потом все прекратилось. Я смог поставить себя, адаптировался. Я вообще по жизни такой, умею быстро приспосабливаться. Спокойно и свободно чувствую себя везде, что в Питере, что в Нью-Йорке, что в Австралии.

— Кажется, в Австралии вы впервые стали чемпионом мира среди юниоров?

— Да, выиграл золото и на сэкономленные суточные купил всем подарки, а себе — кроссовки по сумасшедшей, как мне казалось тогда, цене — 80 долларов.

— Ваш тренер Мишин рассказывал, что первое время в Питере вы экономили каждую копейку?

— Денег, чтобы снять квартиру в Питере, не хватало, и мы с мамой жили в коммуналке. Мама часто уезжала в Волгоград, оставляя меня на попечение соседей. Бывали дни, когда денег хватало, чтобы доехать до «Юбилейного» и обратно. Но я верил, что когда-нибудь смогу обеспечить себя и родных, ведь наша семья никогда не жила богато. Папа у меня столяр и плотник. Мама отлично шьет. И первые костюмы для моих выступлений шила она. До этого родители работали на БАМе строителями. Мама кирпичи таскала. Так что им пришлось хлебнуть. Как только я заработал первые большие деньги, купил родителям квартиру в Питере.

— Перед выходом на лед вы обязательно креститесь, верите в Бога?

— Да, верю. Крестили меня в пять лет. Сам на этом настоял. Уговорил родителей. Они, люди советской закалки, недоумевали, зачем? А я не раз замечал у ребят крестики на шее, вот и загорелся. Галдел, галдел, несколько дней за мамой ходил. В конце концов, она отвела меня в церковь. С тех пор Бог не оставляет меня. Во всяком случае, я в это верю.