Несмотря ни на что, русские продолжают любить Запад

«Несмотря на что?» - спросил я. Он улыбнулся и ответил в некотором замешательстве: «Несмотря на все то, что случилось после падения Берлинской стены. Вы надавали нам пощечин. А сейчас мы полны ностальгии». Я хотел было спросить: «Ностальгии какого рода?»  Но я не спросил, потому что понял, что это просто другой способ выражения того, что можно любить одновременно две противоположные вещи или двух совершенно разных людей, то есть себя и других.

В остальном они думают, что в Европе живется лучше, чем в России: мы лучше защищены от коррупции, от превышения власти и от прочих плохих вещей, если и не богаче. Эстетика тоже играет свою роль.

Но тут у меня возникает второй вопрос: о чем мы говорим? О Европе или о Западе в целом? Ответ неожиданный, по крайней мере, для меня, который своими глазами видел российское опьянение Америкой времен Бориса Ельцина, всего десять лет тому назад: «Я говорю о Европе, которая стала гораздо более притягательной, чем Америка». Это верно для всех: для олигарха, который каждую неделю бывает в Лондоне, в Париже или в Берлине; для туриста из среднего класса, который отправляется в Рим и Мадрид за покупками или на Кипр, чтобы положить деньги в банк, или на пляжи Крита.

Крупные олигархи в ореоле богатства останавливаются в Лондоне, Женеве или Цюрихе, чтобы проконтролировать перевод их миллиардов в офшорные британские и другие зоны.

Эти формы любви проистекают из духовного, эмоционального, культурного и финансового  родства, доказывающего, что Россия является частью Запада и Европы в особенности.

Здесь есть одно «но», которое требует некоторого примечания, говорю я, потому что верно, что Россия любит Европу, однако, Европа не любит русских.

И в этом вся проблема. Раньше эту нелюбовь можно было объяснить тем, что они были коммунистами. Но теперь, когда  они больше не коммунисты, как объяснить эту нелюбовь?

Русских не любят по-разному: кто больше, кто меньше, кто презирает, кто ненавидит, кто не доверяет, кто боится. Все согласны с теми, кто издевается над всеми бесчисленными непереносимыми «качествами» русских, изливающимися на соседей.

Эту враждебность нужно измерять сверху донизу: непонятно, как велика она у народов и насколько велика у правительств. Одно можно сказать наверняка, опираясь и на результаты агенства Osservatorio Europa, что правительства Эстонии, Литвы и Латвии испытывают большую враждебность по отношению к России (до русских им дела нет) по сравнению с их народами. То же самое можно сказать и о Польше. Недавнее социологическое исследование показало, что поляки относятся менее враждебно к русским, чем их средства массовой информации.

Это заставляет предположить, что есть круги, которые играют на ранее существовавших враждебных чувствах, связанных с трудной взаимной историей, искусственно подогревая их в политических целях, чтобы поддерживать большую напряженность между Россией и Европой.

Так я и мой русский друг размышляли, сидя за чашкой чая и взвешивая различные аргументы. Мы сошлись на том, что есть некоторый разрыв во времени и ритме. Например, русские еще не осознали, какой кризис бушует в Европе. Когда они об этом думают, то склонны считать, что это временная странность и скоро вернется чудесная нормальная жизнь Империи добра.

Они не могут поверить, что возлюбленная оказалась совсем другой, а не прекрасной девой, которой они ее считали. Они не замечают и американского кризиса, потому что почти для всех доллар — это вечная единица измерения на планете, более надежная, чем метр и килограмм, хранящиеся в Парижской палате мер и весов. Известно, что влюбленные не замечают предательства.

Я высказал моему другу все эти соображения. Он их тоже разделяет, но как многие русские плохо их переносит. В какой-то момент он сказал: «Тогда кого же нам любить? С другой стороны только Китай. Ты думаешь, мы полюбим пекинскую оперу? Если вы ничего не понимаете, то не претендуйте на то, чтобы мы что-то понимали!»

Я не знал, что ему ответить. Любому трудно полюбить Китай, особенно теперь, когда он навис над нами. Кажется, что и Китай нас не особенно любит, хотя и не строит кислую мину. Скорее можно сказать, что он смотрит на нас с загадочной улыбкой. Мы их просто не знаем, а они — это целый континент.

В любом случае, любить того, кого не знаешь, невозможно по определению. Немножко поразмыслив, когда мой друг уже ушел, я нашел ответ: может быть, нет нужды любить кого-то или что-то любой ценой.

Факт в том, что русские не могут не любить кого-то, потому что всегда страдали, еще со времен Петра Великого, от чувства неполноценности. Это очень противоречивый аргумент,  который  надо применять с осторожностью, потому что, если русских погладить против шерсти, то они могут очень рассердиться. Это очень хорошо объяснил их пророк Александр Пушкин в письме к Вяземскому от 27 мая 1826 года, когда ехал из Пскова в Петербург: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство».